A WORLD PRESS

Красные нити, натянутые на потолке, свисающие сверху настоящие ветви кустарника, разноцветные стены, а еще — золотые монеты, огромные пистолеты и древние карты. Сложно поверить, что всё это — оформление выставки гравюр Альбрехта Дюрера в Историческом музее. Казалось бы, здесь такие вольности неуместны. Но организаторы, видимо, не рассчитывают, что множество черно-белых отпечатков удержат внимание посетителей сами по себе. Впрочем, вольное экспозиционное решение не отменяет главного: в Москву приехало более 120 работ гения Северного Возрождения.

Оригинал и копии

В России, как известно, живописи Дюрера нет вовсе. Это один из обидных пробелов отечественных коллекций — наряду с Босхом, Вермеером и Брейгелем Мужицким. Зато у ГМИИ имени Пушкина есть его прелестный рисунок (он недавно экспонировался), а еще — целый ряд гравюр. Они же представлены и в собрании Эрмитажа. Не сказать, что это большая редкость: тиражная графика Дюрера встречается даже на аукционах, включая отпечатки из авторских тиражей. Но в постоянном режиме ее демонстрировать нельзя, как и любые другие работы на бумаге.

Поэтому выставки гравюр, тем более таких старых — рубеж XV–XVI веков, — событие. В данном же случае обращает на себя внимание и источник работ: выдающееся итальянское собрание Пинакотеки Тозио Мартиненго в Брешии. В этой коллекции, лишь в XIX веке ставшей государственной, есть, например, живописные произведения Рафаэля, Лоренцо Лотто и других мастеров Возрождения. А тиражная графика Дюрера представлена в виде авторских отпечатков, что особенно ценно.

Дюрер был одним из первых художников, сделавших ставку на печать. Гравюры стоили гораздо дешевле живописи, продавались хорошо, вдобавок увеличивая известность автора. Впрочем, тогда же возникла проблема пиратства: граверы по всей Европе, почуяв спрос, увлеченно начали копировать работы Дюрера, не гнушаясь даже ставить его знак-подпись — букву D, вписанную в A. Гений пробовал судиться, но максимум, чего добился, — запрета несанкционированного использования монограммы. Поэтому до нашего времени многие изображения дошли в нескольких вариантах.

В чем разница между авторскими и пиратскими тиражами, помимо рыночной стоимости и исторической значимости? Выставка предлагает разобраться самостоятельно, поиграв в игру «найди десять отличий». В одном из залов размещена «Меланхолия I» Дюрера (1515) и рядом — копия Иогана Вирикса, сделанная почти век спустя, в 1602-м; «Молодая пара и Смерть (Прогулка)» (1498) и повторение того же года Венцеля фон Олмютца. Таких пар — целый ряд. Главное, что бросается в глаза, композиции подделок зеркальные, это связано с особенностями техники печати гравюры. Но куда важнее, что зачастую в них иной оттенок, что объясняется выбором бумаги, а само письмо — порой менее тонкое, лишенное ряда деталей.

Металл против дерева

Не менее интересно сравнивать авторские отпечатки Дюрера, выполненные в разных техниках. На выставке представлены преимущественно гравюры резцом — для их изготовления использовалась металлическая доска — и ксилографии, задействующие деревянные пластины. Тут уже не надо быть специалистом, чтобы заметить, насколько более нюансированное изображение, с богатой светотенью и мельчайшими деталями, получается в первом случае. Впрочем, шедевр можно создать на любом материале, доказательство чему — цикл ксилографий «Апокалипсис» (1498), одна из ранних работ Дюрера в тиражной графике. Жутковатые сюжеты из Откровения Иоанна Богослова, напечатанные в большом формате, поражают не изысканностью, но громогласной силой почти сюрреалистических образов и макабрических персонажей — драконов, всевозможных чудищ и безжалостных небесных всадников.

В технике ксилографии выполнен и самый крупный евангельский цикл Дюрера: так называемые «Малые Страсти». 37 листов, включая титул, иллюстрируют ключевые сюжеты из жизни Иисуса. Рисунки издавались в книжечке и были ориентированы не столько на ценителей искусства, сколько на обычных христиан. Отсюда — лаконизм, простота художественных средств, доступность образа. Иное дело — «Гравированные Страсти», поздний цикл из 15 гравюр резцом. Здесь, напротив, обращает на себя внимание максимальная концентрация художественных идей в компактном формате. Появляется даже интересное ощущение, что изображенным событиям тесно в таком пространстве и они гораздо более значительны, чем это возможно передать на бумаге.

Еще одна яркая особенность: Христос в «Гравированных Страстях» — мужчина в летах, почти старик. Такая трактовка, конечно, усиливает трагизм. Кстати, именно в зале с этим циклом потолок затянут красными нитями, что, видимо, должно отражать страдания Спасителя. В других же помещениях можно увидеть подлинные огромные пистолеты 500-летней давности, золотые и серебряные монеты, карты, книги и прочие исторические артефакты. Все они оттеняют основной сюжет, но не заменяют его.

Художник и богослов

Чем больше смотришь представленные изображения, а одни и те же сюжеты Дюрер рисовал неоднократно, тем яснее становится, что в своих библейских работах он выступает не просто художником, но богословом. Предлагает свое видение евангельских мотивов, порой действительно идущее вразрез со стереотипами. Например, на гравюре «Рождество Христово» (1504) мы поначалу даже не можем найти младенца. В композиции доминирует городской пейзаж — дом с прохудившейся крышей, колодец, арка на заднем плане. И лишь в углу изображения мы замечаем Деву Марию, сложившую руки в молитвенном жесте над крошечным ребенком. Автор напоминает нам: не все могут разглядеть великое событие в повседневном.

Поражают и другие изображения Мадонны. Например, в 1518 году Дюрер пишет Богоматерь с младенцем, сидящих у самой обычной изгороди, и приземленность этого фона резко контрастирует аллегорическому пафосу: два ангела держат роскошную корону над головой Девы. А в 1514-м Святое Семейство оказывается у крепостной стены города, причем под накидкой Марии заметна массивная связка ключей, конечно, обретающая символическое звучание.

Но при всей концептуальности, а подчас и аллегорической перегруженности гравюры Дюрера очень интересно смотреть и просто так, не вникая в вереницу смыслов, но любуясь знакомыми образами и наслаждаясь виртуозностью пера. Видели ли вы, например, в оригинале «Адама и Еву» — пожалуй, самое известное изображение этого сюжета? Или вышеупомянутую «Меланхолию I», считающуюся одной из величайших, самых загадочных гравюр за всю историю человечества? В течение ближайших трех месяцев такая возможность есть.